Сара-Сонечка
Сара-Софья Лангбурд прожила на свете всего 43 года. Мы, живущие сейчас на земле, никогда не встречались с ней. Но мы знаем, как она жила, как любила и как погибла. Мы помним ее светлое имя. Семья Лангбурд
Прибрежная роща гудела от весеннего ветра. Тополя распустили свои первые, еще клейкие листочки.
Как легко дышится весной! Улетают прочь тревожные мысли, и душа раскрывается навстречу весне и светлым надеждам.
Возле тополя, обняв его ствол, стоит женщина. Молодость уже отошла от нее, но красота не увяла. У нее стройный стан, нежные, смуглые руки, высокая грудь. На чистый лоб спадают крутые завитки темных густых волос. Огромные светло-карие глаза, опушенные длинными ресницами, – задумчивы и печальны.
Вдруг она вздрогнула и крепче прижалась к стволу.
– Что это? И губы ее беззвучно повторяют вслед за кукушкой: три…пять…семь…одиннадцать…
Сонечка гонит от себя навязчивую мысль о народном поверье, но мысль – не кукушка, она не улетает, а, осев в ее мозгу и душе, выливается мучительным размышлением.
– Что это? Всего 11 лет отпущено мне судьбой. Но ведь мне всего 32. Я еще так мало жила. Родила дочь. Такое счастье было видеть эту прелестную крошку.
Но Бог не оставил ее мне. Забрал ее на небеса. Теперь сынок – наша радость. Он не очень крепок, и я так боюсь его потерять. Дома его не удержишь, рвется на улицу. Вот и сейчас – умчался со сверстниками на рыбалку. А у меня сердце заходится.
Абрашеньке сейчас 7, а через 11 ему будет 18. наверное, будет студентом. Ему нужна будет поддержка, а меня уже не будет на свете.
– Нет, нет, я не должна так думать! Это грешно!
Уже дома тревожные мысли снова одолели ее, и в который раз она думала о своей непростой судьбе, о своем муже, о прожитых вместе годах, и о странном теперешнем ощущении, что они где-то растеряли свое счастье и свою любовь.
Она чувствовала всем своим женским чутьем, что муж ее, Иосиф, как-то стал отдаляться от нее, что даже тогда, когда он сидит рядом, мысли его не с ней, а где-то далеко-далеко.
В дверь постучали.
– К вам можно?
Соня услышала знакомый голос.
– Таня! Танечка! – Соня кинулась к дверям.
И вот они уже обнимались, смеялись и плакали.
Таня – младшая сестра Иосифа. Она жила в Ленинграде, работала на заводе.
– Приехала маму проведать. Что-то ей не здоровится. А у вас как дела? Как Абраша? Где Иосиф? Давно не видела их.
Соня не могла ответить на ее вопросы. Слезы душили ее. Таня долго успокаивала свою невестку. Наконец, разобралась, что с Иосифом что-то неладно.
Когда Иосиф должен вернуться? К вечеру? Хорошо. Я сегодня вечером поездом уеду в Одессу.
Утром рано Таня была уже в Одессе. На постоялом дворе ей ответили с ухмылкой:
– Иосиф? Нет его. Может сбегать за ним? Я мигом!
– Нет, не надо. Я сама к нему пойду. Где он?
– Вон там, в кафе. Он завтракает, – и опять насмешка, все захохотали.
Таня заволновалась. Что-то неладно с братом.
В кафе она не сразу прошла в зал. Понаблюдала из-за портьеры.
Иосиф что-то оживленно рассказывал своей пассии.
В стаканах недопитое вино, и графин, наполовину опустошен. Фрукты, виноград, маслины.
"Дама" в блестящем платье, оно, как видно, из дальних стран. Грудь наполовину обнажена. Ярко-рыжие волосы рассыпались по плечам.
– Тьфу, бесстыжая! – возмутилась Таня.
Она решительно подошла к столику.
– Иосиф! Мне срочно нужно поговорить с тобой.
– Таня! Ты откуда? Здравствуй, сестрица!
– Это твоя сестра? – спросила "дама". Очень приятно. Меня зовут Люба, – и блеснула своими ярко-зелеными глазами.
– Но Таня даже внимания на приветствие не обратила.
– Я жду тебя, Иосиф!
– Ты иди, Таня, я через пол часа приду.
– Нет, ты пойдешь сейчас! У тебя дома плохо. С женой твоей плохо.
– Что с ней? Что с Сонечкой? – Он выскочил из-за стола.
На погрузке он оставил за себя помощника, а сам, вместе с Таней, уехал вечером на поезде.
Проговорили всю дорогу. Таня была строга и беспощадна. Иосиф поклялся, что больше не встретится с Любой.
Но и на этот раз слова своего не сдержал.
Люба упорно ждала его, искала. И найдя, уводила его в какой-нибудь закуток. И все, Иосиф уже не владел собой. Любка, словно соки из него вытягивала. Он был уже полностью в ее власти.
∗ ∗ ∗
Соня никогда не думала об измене мужа. Ей всегда казалось, что это может произойти с кем-то другим, но не с ней. И то ли от нахлынувшего горя, то ли от какой-то безысходности, она заплакала, и слезы, облегчая и очищая ее душу, постепенно убаюкивали ее, пока она не заснула.
Благодатный сон перенес ее далеко от дома. Над ней снова шумели вековые сосны, знакомые запахи хвои, смолы. Калитка, дорожка по саду прямо к дому.
Дом тети Блумы, с детства знакомый и любимый. Тетя радуется моему приезду. У нее ведь нет своих детей. И тут же появляется Солнышко, мой Рыжик, подруга моего детства и юности.
– О, приехала! Я так ждала тебя! У меня есть две булочки и бутылка козьего молока. На завтрак нам хватит. Бежим!
Тетя ахнула, не хотела нас отпускать. Но мы уже мчались к реке.
– Скорее в воду! Жара! Вода в Днепре теплая, как молоко.
Рыжик на ходу скинула юбчонку и с бугорка плюхнулась в реку.
– До чего же она похожа на «Золотую рыбку». Ее рыжие кудри разметались в воде, точно плавники, – Сонечка не спеша, разделась и тоже поплыла.
Вволю наплававшись, пошли к спортплощадке. У моей подружки дружок там играл. Вскоре мы его нашли.
– Ты только посмотри, как он играет. Прыжок, какой! Смотри, смотри.
Но Соня смотрела совсем в другую сторону. На другой стороне площадки прыгал с мячом высокий парень.
Выгоревший чуб падал на лоб. Парень отбрасывал кудри со лба. И тогда открывались глаза. Сонечке очень хотелось рассмотреть цвет глаз, но с этого места их было не видно.
Зато стан его стройный и гибкий, загорелый, словно солнцем облитый, она хорошо его рассмотрела.
– На кого ты смотришь? – спросила Солнышко. Сейчас Ефим подойдет с другом. К нему друг из Кировограда приехал.
И Сонечка с изумлением увидела того самого парня, которым потихоньку любовалась из-за металлической сетки.
– Знакомься – это моя подруга Соломия, или Солнышко, как мы ее в шутку зовем. А это – подруга Соломии, а вот имени не помню.
– Ее зовут Софья, – вступила в разговор моя подружка. Но мы ее чаще Сонечкой зовем.
– Целый букет прекрасных имен! Мне тоже можно Вас Сонечкой называть? Уж очень к вашим кудрям и вашим глазам это имя подходит.
Наконец-то Софья разглядела и его глаза: большие, немного продолговатые, темно-серые с синим отливом. Высоко поднятые брови. Лицо чистое, с легким загаром.
– Ваши губы созданы для улыбок, – Соня засмущалась.
А подружка живо добавила: и… для поцелуев.
Иосиф – так звали парня, заторопился: – Так я что? Я не против. Я даже не знал, что мои губы такие. Пожалуйста, девочки, которая смелее?
Желающих не нашлось. А Соня довольно строго заметила:
– Должна сказать, что с первого взгляда Вы намного скромнее выглядите.
Иосиф неожиданно подошел к Соне, смело взял ее под руку и сказал: – Теперь я обязан оправдаться. Прошу Вас – погуляем немного и поговорим.
Соня не отказалась. Хотя и не очень доверяла ему. Ну, посмотрим, как и что будет. Может только снаружи такой красавец, а внутри гниль или гуляка.
Уже было заполночь, когда дошли до дома тети Блумы. Иосиф вел себя достойно. Передал интересный разговор с отцом.
– Хватит тебе по вечерам шататься. Пора человеком стать. Ищи невесту, пора жениться, семью заводить.
Вот я и нашел невесту, Софья – имя то, какое! Ну что, Сонечка, как вернешься домой, так я сватов зашлю. Если согласна, то я поцелую тебя, ладно?
Поцелуй был сладкий и крепкий. А потом целую неделю ждали сватов. Мама успокаивала меня. А отец гневался:
– Слышал от людей, гуляка он, да и выпить любит. Нечего горевать, может и к лучшему. Учиться бы тебе…
На следующий день сваты явились. Все уладилось. Свадьба была шумная, многолюдная, собрались родственники со стороны невесты и жениха. Приехали из Москвы, из Питера, с юга Украины. Отец Иосифа пригласил оркестр из ресторана. Пели и плясали, два дня.
Гости желали нам счастья, здоровья, успеха в делах. Мой отец подыскал нам квартирку небольшую. Подарков надарили. Квартирка хоть была и не велика, но теплая, уютная и нарядная.
И жизнь потекла спокойная, радостная, согретая нашей любовью. Родился сын – наша радость и надежда.
Когда Абраше исполнился год, семья переехала в Вознесенск. Там жили родители Иосифа и близкие родичи.
Особенно радовали Софью кузины Абрашеньки Таня и Феня. Они уже были школьницами, любили Абрашу и охотно нянчились с ним.
А еще любимицей Абраши была бабушка Эстер, великолепная сказочница. Она обожала внука, рассказывала ему сказки и обильно кормила его сладостями. Мама уводила Абрашу, но он опять рвался к бабушке.
Восемь лет, счастливых восемь лет пробежали, мы и не заметили как. Получили новую квартиру. Новоселье справили. Абраше 13 лет исполнилось. Он перешел учиться в железнодорожную школу. Преподаватели дружно отмечали его успехи в учебе.
Иосифу предложили новую работу. Теперь он ведал гужевым транспортом. Денег уже получал побольше. Иосифу в эти годы еще не исполнилось и 40. Он был сильным и красивым мужчиной.
Женщины засматривались на него. Он это знал и не огорчался. Нет, нет, был доволен. Ох, Йося, ты был такой пылкий в любви, я очень люблю тебя, только тебя, Йоси!
Куда же ты уходишь от меня?
А ведь это и началось тогда, когда он с обозом уезжал в Одессу.
∗ ∗ ∗
С деньгами в семье иногда было туго, и новая работа была ему не только по душе, но и решала многие семейные проблемы.
И вот однажды, после рабочего дня, когда Иосиф с друзьями стоял у ворот постоялого двора, мимо них промелькнула женщина. Внезапно она остановилась, словно споткнулась, и со словами "Иосиф! Иосиф! Дорогой мой! Я искала тебя", – кинулась ему на шею.
Иосиф тоже ее узнал. Это была Любочка, его бывшая любовь. Женщина страстная и ненасытная в любви, про которых в народе говорят "Огонь-баба", Люба не скрывала своей радости от встречи с Иосифом.
В ресторане, куда направилась вся компания, много пили и танцевали. Иосиф не сводил глаз с Любки. Вся она светилась таким желанием и счастьем, такой любовью к Иосифу, что он чувствовал, как теряет голову от этой буйной, необузданной красоты.
Утром, после бурной и страстной ночи, проведенной с Любочкой, Иосиф возвращался домой. Чувство вины и раскаяния перед женой мучили Иосифа.
– Но было ли это предательством? Ведь предательство – это не тогда, когда ты спишь с чужой женщиной, а когда живешь с женщиной, которую не любишь. А я ведь обожаю свою Сонечку, я ведь так ее люблю, мою милую скромную девочку, – думал Иосиф, ища себе оправдание после случившегося.
И твердил сам себе:
– Скажи ей об этом, пока не поздно! Скажи! Она твоя жена, твоя любимая женщина. Скажи ей это, пока еще не опоздал!
Но… Люба ждала его каждый вечер, не жалела ни времени, ни ласки. И он не в силах был от всего этого отказаться. Опомнился, когда в Любиной постели его прихватила острая боль. Боль была настолько сильна, что он временно потерял сознание. Люба вызвала парней, еле довезли до дома.
Сонечка испугалась, увидев бледное, какое-то серое лицо мужа, ввалившиеся глаза, мешки под глазами. Он сразу постарел на десять лет.
Вызвала врача. Тот осмотрел больного, покачал головой и сказал:
– У него больна печень. Он должен бросить пить. Иначе конец наступит быстро.
Но Иосиф не поверил доктору. Он думал так: – Что я один, что ли пью, все пьют и ничего.
Жена уговаривала Иосифа: – Надо бросить эту работу, перестать ездить в Одессу.
– Нам тогда не на что жить будет. Мне в Одессе другую работу предлагают. Может там устроиться?
– Нет! С Одессой покончено – резко ответила Соня.
– В таком случае, может нам развестись?
Соню эти слова, словно, обухом по голове. Но она сдержалась и, собрав все силы, ответила:
– Нет, пока ты болен, об этом и речи быть не может. Но, впрочем, я еще с сыном посоветуюсь. Ведь ему уже 13. По еврейским законам он уже мужчина.
Они не догадывались, что сын давно уже все понял.
– Нет, нет, что ты! – закричал Иосиф. Я пошутил! Не придавай значения. Прости меня, Сонечка. Зачем мальчику знать это? С Одессой кончено. Здесь работу найду.
Но преодолеть себя он не смог. Поездки продолжались. Но Иосиф явно угасал.
А сын страдал и за отца и, особенно, за маму.
Однажды утром Сара вернулась с рынка. В доме было тихо и пусто. Сердце бедной Сары сжалось в комок. Вдруг она услышала стон. Бросилась в спальню. Иосиф лежал под двумя пуховыми одеялами и дрожал.
– Боже мой! Что с тобой? Сонечка кинулась к мужу.
– Помоги, Сонечка! Плохо мне. Очень плохо. – И он задохнулся в тяжелом кашле.
Она положила грелки, нагрела простыню, обернула его, растерла, дала горячее питье из настоя шиповника и липы.
Скоро озноб прошел. Иосифу стало лучше. Соня ушла на кухню. Но вдруг муж снова позвал ее.
– Сонечка, посмотри. Что это? – Иосиф протянул ей носовой платок. На нем было большое, ярко красное пятно крови – и снова сильнейший приступ кашля.
Перепуганная Соня вызвала врача.
– Вам надо срочно в Черкассы, к соснам. Устройте его так, чтобы он постоянно мог дышать этим хвойным воздухом. И еще – там целые стада коз. Каждое утро и каждый вечер по кружке козьего молока. Это его спасение. Думаю, что если все исполните – процесс может остановиться.
Сара сделала все, как велел доктор. Не прошло и трех дней, а они уже гуляли в чудесном сосновом бору. Иосиф терпеливо пил козье молоко, правда, с отвращением.
Через несколько дней кашель утих, и кровь больше не появлялась.
Но доктора, которые его лечили и те, кто его консультировал – качали головами и говорили, что лечить нужно долго и упорно.
На каникулы приехал Абраша. Он был встревожен, но вида не показывал. Он рассказывал отцу о своих делах. Говорил живо и увлеченно. Иосиф приободрился.
Гулял с сыном с удовольствием. И сын был рад. Соня могла отдохнуть и выспаться.
Только через год Иосиф выздоровел. Но работать уже не мог. Перешел на инвалидность.
Стал мрачным и угрюмым. Целые дни молчал. Соня его не узнавала. И у нее жизнь стала неимоверно тяжелой.
Иосифа мучила совесть. Он был виноват перед женой. Пока был здоров и силен, он ей бесстыдно изменял с женщиной, о которой сейчас и упоминать стыдно.
А ведь он так любил свою жену, нежно и преданно. О Любке он совсем забыл и думать.
Одна Сонечка владела его сердцем. Так прошло восемь счастливых лет.
Может быть, только изредка, когда Соня становилась скуповатой на ласки, была недоступной, но всегда желанной, вот только тогда в памяти вспыхивала Любушка, такая неимоверно щедрая в любви, жаркая, ненасытная.
А Соня, словно почуяв опасность, становилась нежной, чуткой, ласковой… и снова была для Иосифа единственной.
Особенно счастливыми и светлыми днями в семье были дни приезда сына.
Тогда в доме царили улыбки, веселые шутки, смешные одесские анекдоты, которые великолепно рассказывал Абраша. Он уже стал студентом. Радовал родителей отличной учебой.
Отец очень гордился, что сын помогает другим студентам, которые уже много лет плавали, и учеба им давалась трудно.
Но уезжал сын и отец угасал. Уже ничто его не могло расшевелить.
Соня начала серьезно опасаться за мужа. Как-то встревоженная долгим мрачным молчанием она попробовала его приласкать – тихонько поцеловала в щеку.
Иосиф резко оттолкнул ее. – Что ты пристаешь ко мне? Не нужны мне твои поцелуи! Поищи других!
Сонечка отшатнулась, оскорбленная такой грубостью. Что же это такое? Он кипит от злости! Он ненавидит меня. Какой ужас!
Но через минуту она уже взяла себя в руки и размышляла:
– Нельзя мне обижаться и сердиться бесполезно. Человек тяжело болен. Надо быть спокойной и терпеливой. Надо помочь ему выздороветь.
– Боже мой! Помоги же хоть ты, Боже! Ведь еще недавно мы отлично понимали друг друга и так нежно и пылко любили. А сейчас я еще должна ему передать слова врача о том, что постели у нас должны быть раздельными.
– У вашего мужа туберкулез. Открытая форма. Вы можете заразиться. Это опасно.
Но Соня не боялась заразы. Ведь она горячо и преданно любила мужа, когда он был здоровым и красивым, любит и сейчас ничуть не меньше, когда он так страшно изменился.
Сердце ее сжалось от горя.
Снова поездка в Черкассы. Иосифа отправили в специально оборудованной машине.
Через несколько недель Иосиф снова отошел. И даже понемногу смог гулять по хвойному бору. Хотя был очень слабым. Поддержал его приезд сына.
Соня подумывала о переезде в Черкассы, но вдруг Иосиф начал умолять увезти его домой.
Сонечка была в отчаянии. Глаза его были угасшими, без тени надежды.
Утром, вернувшись с рынка, Соня заглянула в спальню. То, что она там увидела, поразило ее, словно удар грома. Она страшно закричала, кинулась куда-то бежать, зацепилась за ступеньку, скатилась вниз и затихла. Сбежались соседи, вызвали родственников. Плач! Рыдания!
Иосиф знал, что он обречен. Впереди только муки. И он не стал ждать, когда придет за ним "костлявая" сам решил тяжкую проблему жизни или смерти. Шелковый пояс от халата помог все решить хоть и мучительно, но быстро.
Трудно решался вопрос с похоронами. Раввин не позволял похоронить его на еврейском кладбище.
– Он нарушил Божий закон. Самоубийца считается грешником.
А каково бедной жене?
Помогла похоронить добрая женщина, кладбищенская сторожиха. Она была русская и не боялась проклятий старого раввина.
Похоронили тайно, Соня вдвоем с братом Иосифа. Сторожиха указала место недалеко от забора, рядом с избушкой сторожихи.
– Здесь искать никто не будет, а если кому надобно будет, так я этот кол на его могиле вечно помнить буду.
Так и была эта могила долгие годы с воткнутым в землю колом.
∗ ∗ ∗
Соня осталась одна. Она жила в постоянном ожидании приезда сына. Это теперь были для нее самые светлые и счастливые дни.
Временами она перебирала фотокарточки. Они проходили перед ней, как жизнь семьи. Вот Абрашеньке 2 годика. Иося не мог насмотреться на нашего малыша.
А вот Абраша – дошкольник. Иося купим ему велосипед – вот радости было.
Этот снимок – Абраша уже школьник. Иосиф был счастлив: растет сынок, учится, учителя не нахвалятся. По математике никто не может за ним угнаться.
Это уже студент. Фотографировались в день, когда Абраша сдал экзамены в институт инженеров Водного транспорта на "Отлично" по всем предметам.
– У нашего сына острый ум и блестящая память. Учеба у него идет легко. Вот только бы характер потверже, иначе тяжело в жизни придется, – думала Соня, продолжая рассматривать карточки.
∗ ∗ ∗
Началась Война.
Многие люди были в растерянности, не могли понять, что случилось. Ведь СССР считался такой могучей державой. И радио, и газеты твердили о непобедимости Советского Союза. А если враг подойдет к границам, то тут же будет разбит.
Софья тоже в это верила. И вдруг страшное утро 22 июня 1941 года. Немецкие самолеты бомбили Киев, Одессу, многие другие города.
Соня тревожилась за сына.
Вдруг она услышала его голос. Абраша во дворе с кем-то разговаривал.
Выскочила к нему навстречу.
– Абрашенька! Живой!
Соня припала к груди сына.
Обнимая и целуя маму, Абраша говорил:
– Мамулечка, я так рад тебя видеть. Но у меня очень мало времени, я всего на пару часов. Родная моя, нам надо уехать.
Сердце Сары бешено застучало, почуяло беду.
– Как? Куда, зачем, сыночек?
– Мамочка, не надо так волноваться. Собери силы, выслушай меня. Наш институт из Одессы эвакуируют в Среднюю Азию, в Узбекистан.
Абраша долго объяснял, что Одесса в опасности. Советские войска пытаются удержать город. Но у немцев колоссальные силы, танки, артиллерия, самолеты. Поэтому получен приказ об эвакуации. Увозят банки, советские учреждения, заводы и институты.
Из порта все время уходят пароходы с грузами и людьми. Немцы топят наши суда.
Мы уезжаем по железной дороге.
Я договорился с ректором, мне разрешили взять тебя, я сказал, что ты еще молодая и можешь работать. Тебе придется помочь – при эвакуации дел всяких много.
Собирайся, дорогая моя, вечером мы должны выехать.
– Узбекистан – это жарко? – вдруг спросила Соня.
– Да, летом до 50 градусов. Ничего, родная, найдем тень.
– Нет, сынок. Мне очень жаль расставаться с тобой. Но ехать я не могу. Куда же от родных могил, от родных стен. Не смогу я в такой жаре. Прости.
Сын еще долго уговаривал мать, но она тверда была в своем решении.
Покормила сына, дала ему денег, собрала одежду. Он не хотел много брать. Но теплые вещи она все же уговорила его взять. И он не раз потом в зимнюю пору благодарил свою маму, когда попал на практику на север России.
Соня снова осталась одна. Над страной уже вовсю гремела Война.
Шли кровавые бои за Киев, за Одессу. Странные слухи ходили о преследовании евреев. Люди рассказывали, что целые поезда с молодыми людьми отправляли в Германию на каторжные работы. Городское начальство получило приказ провести учет всех евреев.
Однажды вечером к Соне постучали в окно.
Соня перепугалась, но, выглянув в окно, увидела знакомого врача. Открыла дверь. Он рассказал, что немцы уже захватили почти всю Украину. Да и в России дела плохи. Надо уходить, скрыться, пока не поздно.
– Некуда мне бежать. Буду ждать, что будет, то и будет.
Соне было страшно. Она держалась из последних сил.
– Не отчаивайтесь. Я помогу вам. Есть у меня близкие и верные друзья. Их не тронут – они украинцы. В Малых Мельницах у них хутор. Там редко кто бывает. Вот там мы вас и спрячем. И платить не надо. Они люди состоятельные. Днем все же придется прятаться. А после сумерек – вы уже на воле.
– Конечно, придется поработать, помочь людям. Но вы женщина не старая, здоровая, вам это будет не трудно. Зато живой останетесь и сыночка дождетесь.
Слушала его Соня, и как-то тревожно ей было. Больно все гладко. А что делать? Страшно, и оставаться нельзя.
– И вот еще что хотел сказать. Вы хороших вещей с собой не берите. Мало ли что. Время то больно тревожное. Я с женой поговорил. Поможем вам. Сохраним ваше добро. Золотые вещи тоже не вздумайте брать. Сложите все в крепкий мешочек и передайте мне. Лучше вам никто не сохранит. А вернется сынок, и будет вам благодарен.
– Ну, собирайтесь. Утром за вами придет человек. Он вас доставит до места. А там вас уже ждут.
Ночью Соне не спалось, да и дел было полным-полно. К утру еле управилась. Что-то ее тревожило. Что-то в речах врача было скользкое. Да и хутор ее пугал. Не хотелось в чужой дом идти.
Соня не ошибалась. Тревога ее была не напрасной. Но в чужой дом ей не пришлось заходить. Ее сразу привели на сеновал над большим скотным сараем. Здесь было много сухой травы и кусок брезента, которым прикрыли вход в ее конуру.
Принесли скромный ужин. Зашла хозяйка, женщина огромных объемов.
– Сейчас засыпайте. В сумерках спуститесь в подвал – вам покажут. Перебирайте картошку. Закончить за два дня. Потом беритесь за буряк. Дальше покажут. Работать чисто, бездельников и грязнуль не терпим. Остальное объяснит Тарас, он здесь за старшего. – И удалилась, с трудом передвигая свои ноги невероятной толщины.
Подошел Тарас. От него несло самогонкой.
– Вот шо, баба. Слухай меня и будет тебе хорошо. Через час кончай работу, хватит с них. Помойся, на мыло духовитое и рушник чистый. Я приду. Будешь ласковой, да поработаешь с охоткой – будет тебе жизнь сладкая. Все тебе – и сало, и мясо, и фрукты. Приглянулась ты мне. Своя баба, хоша не еврейка, а противная, с души воротит. Вот ты и будешь мне услада.
Больше Соня не могла его слушать, хотя понимала, что жить он ей не даст. Но все равно сказала ему:
– Нет, не буду я твоей усладой, и не буду тебя ждать. Не надейся. Лучше головой вниз с этого чердака.
– Ладно. Не буду торопить тебя. Неделю тебе дам побыть на хозяйских харчах. А там посмотрим, как заговоришь.
И ушел.
В это время подошел врач. Соня обрадовалась. Рассказала про Тараса. Доктор возмутился:
– Вот грязная скотина. Потерпите два дня. Через два-три дня я приеду. Думаю, что сумею все наладить.
Потянулись дни с бесконечной картошкой. Уже много перебрала. Старалась. Спина с непривычки болела. Но картошка не убавлялась.
Приехал доктор. Вся замерла, что-то он скажет. Не может не помочь.
– Вот, что дорогая моя! Я рад вам помочь, освободить такую прелестную женщину от этой каторги.
Соня насторожилась. Что это еще?
Доктор погладил ее по плечу и заговорил:
– Может быть, вы не заметили, но я влюблен в вас давно. Когда вы еще с мужем мучались. Не буду темнить. Хочу, чтобы вы стали моей любовницей. Вам это выгодно. Это для вас единственный выход. Верну ваше золото, одену вас, как картинку, жить будете в нормальной квартире. Будете окружены любовью и лаской. Через неделю я вас заберу отсюда. Во мне вы не разочаруетесь.
У Сони кружилась голова, мысли не могла собрать. Знала, что теперь она погибла.
– Я жду ответ, – голос у доктора стал строже. Он начал догадываться, что ответит эта жидовка.
– Вы, наверное, и сами уже поняли, что вашей любовницей не стану. Как и усладой для Тараса. Для меня это невозможно ни за какую цену – ни за сало с фруктами, ни за ваши условия, нет, тысячу раз нет!
– Боже, какая дура! Знай, не согласишься – погибнешь! Неделю тебе срок.
И ушел.
Неделя – такой короткий срок!
Что же делать? Может, попытаться бежать? Но забор вокруг дома высокий и по верху – колючая проволока. И еще – два злющих огромных пса. Неужели смерть? Но я так мало жила. И почему с Абрашей не поехала? Работы и жары испугалась? Что же теперь? Может поговорить с хозяйкой? Все же женщина.
Беседа состоялась. Все рассказала ей. Она ахала, возмущалась. Сказала, подумает, что можно сделать. Вечером позвала в дом, предложила принять душ. Наслаждение! Пригласила выпить чаю.
– Вот что я надумала. Успела убедиться, что вы старательная женщина. И собою хороша. Думаю, что из вас получилась бы приличная горничная. Ко мне должен скоро приехать сын, офицер. Два месяца у него отпуск. Вы могли бы по утрам варить и подавать ему в постель кофе? Он так привык.
У Сони потемнело в глазах. У нее еле шевелились губы, когда она ответила:
– Нет, я не смогу чужому мужчине подавать кофе в постель.
– Ах, ты жидовка сраная! – закричала хозяйка – не может она, видите ли! Она не может! Ха-ха-ха! Убирайся отсюда, дрянь паршивая! Ложись под Тараса, или под доктора, или под обоих сразу! И не смей до утра из подвала уходить. Будешь, как карла, работать всю жизнь! И еще радуйся, что жива останешься. Вон!
Качаясь и спотыкаясь, вышла Соня из дома. У нее оставалось еще два дня до данного ей срока.
Уже шесть тяжких ночей отработала Соня. И только один раз ей дали два часа поспать.
– Спи днем, никто не мешает, – сказала ей хозяйка.
Но днем сна не было, без конца думала о прошедшей жизни.
Вспоминались Соне восемь счастливых лет. Они с Йосей понимали друг друга с полуслова. В те годы муж был добрым и веселым. А мне говорил: солнышко ты мое, свет мой ясный.
А я в нем души не чаяла.
В нашем доме вкусно готовили и щедро угощали. Никто не умел делать такой роскошный штрудель, такую бесподобную рыбу-фиш. Никто не имел таких нарядных платьев. Мне говорили с завистью – у тебя безупречный вкус. Муж обожал меня. И вдруг разлюбил.
Мне рассказали, что соперница моя была красивая, опытная в любви. И не страдала от скромности. Она вцепилась в Иосифа, как клещ в мягкое место. Сильный, крепкий мужчина терял перед ней волю, сдавался, и она высасывала из него соки.
Изменить Соня ничего не могла. Он уже был чужой, – но это только ей казалось.
Иосиф страдал и мучился. Ему было невыносимо стыдно перед женой и, особенно перед сыном, ведь он так любил его. Его жизнь сломалась, как и его воля. Болезнь все сильнее и сильнее вгрызалась в него. Уже и врачи ничего не могли сделать. Погиб человек из-за собственной слабости.
∗ ∗ ∗
Соня часто вспоминала своего сыночка. Она мечтала: вот придет сынок, начнет работать. Найдет жену, появятся внуки. Ради них я хотела бы жить.
От многочасовой, однообразной работы у Сони онемела спина, болела голова.
Она вышла из подвала подышать свежим воздухом. И вдруг, в окне хозяйского дома, она увидела врача. Сердце ее замерло. Подошел срок. Теперь он придет за ней. Но в доме весело гуляли, пили, смеялись. Звучала веселая музыка.
Сонечка обрадовалась: значит, отстал, передумал. Но тут же заметила, что Тарас тоже не пришел и куда-то скрылся. Тревога неожиданно охватила женщину.
Утром ее разбудили какие-то новые звуки, чужие голоса. Выглянула в щель – и замерла от ужаса: трое немецких солдат бродили по двору и заглядывали в каждый угол.
– Ищут. Меня ищут! – губы у Сони побелели. – Что же делать? Бежать? Из такой крепости не убежишь! – посмотрела на солдат – Может, мимо пройдут?
Ох, нет! Вот один поднялся на сеновал. В руках – вилы. Старательно протыкает сено. Солдаты громко переговариваются между собой по-немецки. И двигаются в мою сторону.
Сердце замерло. Значит все. От этих не вырвешься. Меня от них пока еще скрывал кусок брезента.
Неожиданно раздался голос, хриплый, противный:
– Шнелер! Юден! Выходить! Мы знать, вы здесь! Мы не будет уходить, пока вы здесь. Вам лучше выходить и иметь с нами беседа.
Перед Соней мелькали слова, как на экране. В тумане:
– Выходить? Нет, нет, ни за что! Найдут! Нет, нет, не найдут!
Вдруг кто-то сдернул брезент. Увидев ее, солдат обрадовался, заржал и схватил ее за руку. Как в тумане, Соня спустилась с лестницы.
– Вы есть партизан? – спросил ее, как видимо, старший.
Сонечка охнула, в мозгу пронеслось: еще беда! Ответила, вся дрожа от страха:
– Какая я партизанка, что вы?! Я старая баба.
– Нет, еще не старый, еще ничего – и солдат рассмеялся.
От этого смеха Соне стало совсем жутко. Второй солдат сорвал с нее шаль и жакетку, нахально потрогал ее грудь, и плотоядно улыбаясь, что-то сказал остальным – те громко заржали.
Соню повели на морской берег.
В доме хозяев свет так и не зажигался.
Когда остановились, хутора уже не было видно.
Сонечка горько плакала. Прощалась с сыночком, с родными…
Ее поставили у самой кромки прибоя.
Выстрелов она не слышала. Только толчки – и все – свет померк…
Солдаты ушли, столкнув тело мертвой женщины в воду. Но море не приняло ее. Приливная волна снова принесла ее на берег, как бы сказав:
– Пусть люди узнают чье это тело и похоронят его в земле. Может, кто-то придет и поплачет возле этой могилы.
∗ ∗ ∗
После войны, отслужив военную службу на эсминце, Абрам Лангбурд отправился в родные края. Узнав о гибели матери, добрался до хутора. Но хозяев там уже не оказалось. Люди рассказали ему, что хозяева эти были богатые. И про батрачку-еврейку рассказали, как работала она по ночам. И как солдаты увели ее на морской берег. А через несколько дней ребятишки нашли на берегу ее мертвое тело.
Похоронили ее, но имени никто не знал. Чернявая была, и кудри седые. Вот только жаль, с годами безымянная могила затерялась. И сын не мог ее найти.
∗ ∗ ∗
В Вознесенске мы побывали, уже вместе с Абрамом. Он стал моим мужем. Мы обошли городок, зашли в дом, где жила семья, в школу, где учился Абраша. Потом нашли старую кладбищенскую сторожиху. У нее оказалась хорошая память. Она узнала Абрама, которого видела еще юношей. Она показала нам и место недалеко от сторожки. И на могиле – почерневший от времени кол.
Абрам заказал могильную плиту и скромный памятник. При нас всё установили.
К счастью, сохранилось множество фотографий разных лет. Мы их подолгу рассматривали. И я слушала рассказы моего мужа о жизни их семьи. Потом, я несколько раз встречалась с его двоюродными сестрами Феней и Таней. Они рассказали мне многое из того, что Абрам мне не мог рассказать. И я поняла его.
Фотографии и рассказы позволили мне восстановить картину тех давних событий. Имена и события в рассказе достоверны, так же как характеры и внешний облик давно ушедших из жизни людей. Людей, бесконечно дорогих нашей семье.
Евдокия Лангбурд, вдова Абрама Лангбурда и мать троих детей – это внуки, которых так мечтала увидеть Сара.